#2, 2013 г.
Этот год для Высшей школы телевидения МГУ им. М.В. Ломоносова — юбилейный. В октябре факультету исполнится пять лет, а в январе свой юбилей отметил ее руководитель Виталий Товиевич Третьяков. Школа создавалась по инициативе крупнейших российских телеканалов, которые нуждаются в квалифицированных творческих кадрах с университетским образованием. Федеральные государственные образовательные стандарты ‘бакалавр телевидения’ и ‘магистр телевидения’ были разработаны Виталием Третьяковым — факультет первым в России стал готовить специалистов с подобной квалификацией. О том, все ли задуманное получилось, о сложностях, с которыми пришлось столкнуться на этапе создания факультета, о студентах, а также о том, довольны ли телебоссы выпускниками школы, декан рассказал шеф-редактору журнала ‘Журналист’ Марии Владимировой.
Виталий Товиевич, расскажите о том, как все начиналось? Кому пришла в голову идея создать Высшую школу телевидения, и зачем вообще нужно было открывать факультет, если телевизионные кафедры есть на многих журфаках?
— Идея была не моя — я себя никогда к телевизионной карьере не готовил. На телевидении оказался потому, что мои печатные опусы привлекали к себе внимание и меня, как эксперта по внутренней политике России с самого начала 90-х годов стали приглашать на телевидение.
Постепенно мои связи с телевидением и целым рядом руководителей телеканалов и ведущих известнейших телепередач стали очень прочными — я постоянно появлялся в эфире.
Между прочим, летом 1995 года мои «Мизантропии» выходили в «Итогах» Евгения Киселева. И сам тексты начитывал — под мультипликацию, которую делали по этим текстам на канале.
После ухода из «Независимой газеты» я три года был членом Совета директоров Первого канала (тогда еще ОРТ). В начале двухтысячных годов Михаил Леонтьев создал еженедельную программу ‘Другое время’, в рамках которой я вел свою авторскую рубрику. Готовил еще один, уже полностью свой, проект для Первого канала — даже пилот был снят. Но в эфир программа не вышла. Ну и еще о многом можно было бы рассказать. У меня и сейчас лежит отснятый в прошлом году пилот совершенно оригинальной новой программы. К сожалению, не нашедшей себе места в эфире.
Но самая основательная моя работа на телевидении — это программа ‘Что делать?’, которая возникла в 2001 году. Задумывал я ее еще до ухода из ‘Независимой газеты’, но выход первых выпусков программы в эфир совпал с этим поворотом в моей жизни. И вот уже 12-ый телевизионный сезон эта программа живет — более трехсот сорока выпусков появилось.
У меня нет, в отличие от многих, наркотической зависимости от телевидения, когда люди, видя себя на экране, едва ли не теряют сознание от восторга. Стать полностью телевизионным человеком мне никогда не хотелось. Тем более, я ни когда не планировал создавать какие-то факультеты телевидения. Но случилось.
Мне, кстати, сначала предложили возглавить факультет журналистики МГУ, когда еще Ясен Николаевич Засурский был его деканом. Я отказался по ряду причин, рассказывать о которых сейчас не буду. Я тогда возглавлял ‘Московские новости’, всерьез их реформировал. На тот момент все шло очень хорошо и дел у меня и так было очень много.
Однако месяца через три ректор МГУ Виктор Садовничий предложил мне создать совершенно новый факультет МГУ — Высшую школу телевидения. И я согласился.
— Создание школы телевидения — идея Садовничего?
— При первой нашей встрече по этому поводу он сказал, что Константин Львович Эрнст и Олег Борисович Добродеев хотели бы, чтобы такой факультет был в составе МГУ, поскольку они недовольны выпускниками вузов и факультетов, которые приходят к ним наниматься на работу. И проблема не в том, что ребята не владеют телевизионными технологиями — этому можно быстро научить. Они слишком мало знают во всех остальных сферах и проявляют себя как невежды в эфире. Так что это был запрос руководителей этих двух крупнейших телехолдингов.
Естественно, я встретился по этому поводу и с одним, и с другим. У меня были сомнения относительно того, как все это сделать. Где, например, брать преподавателей по специальным дисциплинам? Это огромная проблема, т.к. много тех, кто может провести так называемый мастер-класс, рассказать пару анекдотов из телевизионной жизни и дать пару мудрых советов. А вот прочитать семестровый курс лекций — у большинства просто материала на это не хватает. Да и для того, чтобы вести даже практические занятия в течение целого семестра нужны особые качества. Так что с трудом, но находим тех, кто умеет преподавать на длинной дистанции, любит это (что свойственно, кстати, далеко не всем) и находит для этого время. Ведь телевизионные люди очень заняты своей работой — как правило, они передают знания молодежи внутри своих редакций. Наконец, тем, кто успешно работает на телевидении, уровень оплаты преподавания кажется не просто смехотворным, а даже оскорбительным.
Еще одна проблема — что преподавать? В России нет писанной, тем более в университетской традиции, истории отечественного телевидения. У нас и отечественной теории телевидения нет. Все более или менее удачно пересказывают западные теории массовых коммуникаций. Если не ошибаюсь, а думаю, что не ошибаюсь, курс «Теория телевидения» не читают ни в одном вузе страны. Только у нас в ВШТ. И читаю его я. Сам его создал. Раз взять негде, что делать декану, который обязан организовать соответствующий учебный процесс? У этого курса, помимо его неизбежной уникальности, есть, по крайней мере, еще одно преимущество — он создан внутри России, а не калькирован с западных учебников и переводных служебных инструкций типа «Как готовить материалы для BBC» или «Как это делается в CNN».
Так вот Эрнсту и Добродееву при той встрече я задал вопрос — почему я? Они объяснили это в частности тем, что читали мой учебник ‘Как стать знаменитым журналистом’, он им нравится, и они считают, что по этому учебнику реально можно преподавать журналистику, включая телевизионную, по нашей российской, а не по какой-то абстрактной западной модели.
А дальше началась работа не совсем привычная для меня, потому что система образования — это не совсем то, что остальные сферы нашей жизни. Это государство в государстве. Тут свои законы и очень много бюрократии. Чрезмерно много для такого в общем-то тоже творческого дела, как образование и наука. И по мере перенесения в Россию западной модели образования бюрократизация этой системы только нарастает. Это, кстати, тоже является гигантской проблемой. Которую либо не осознают, либо просто не знают руководители государства и правительства.
— А сейчас проблема кадров решена?
— Отчасти. Мне казалось, что когда мы начнем создавать новый факультет — будет дан зеленый свет по свет направлениям. Он был дан, но есть бюрократические вещи — шлагбаум, который никто никаким зеленым светом открыть просто так не может. Я написал программу, по которой мы собирались обучать ребят в бакалавриате и в магистратуре. Стал составлять список дисциплин, которые нужно преподавать с очевидностью. Это литература, философия, социология, история искусств и т.д. Специальные курсы — история телевидения, история кино, режиссура и пр. Готовую программу отправил в ректорат, а мне ее оттуда вернули со словами, что все это все замечательно, но только никому не нужно потому, что обучение в стране ведется не так, как кому-то кажется правильным, а по образовательным стандартам. А такого стандарта «Телевидение» нет вовсе. Тогда я впервые услышал эту аббревиатуру — ФГОС (Федеральный государственный образовательный стандарт) — и попросил мне показать, что это такое. Это бумаги, которые не способен прочесть, а тем более составить, ни один человек в мире — настолько они бюрократичны и оторваны от всего живого. Голову на отсечение даю, что ни президент, ни премьер-министр, ни министр образования дальше третьей страницы этих стандартов не дойдут, они просто заснут. Более того, они не поймут, что написано на этих первых трех и всех остальных страницах. Такова современная бюрократия. Самые естественные вещи она заставляет тебя облекать в самую противоестественную форму. Мало того, что стандарт для нашего факультета нужно было составить. Его еще нужно было утвердить в министерстве образования и науки РФ, а также в министерстве юстиции. А это целая процедура, причем небыстрая…
В итоге два года мы обучали по стандарту ‘Журналистика’, в вариативную часть который вставляли те предметы, которые нам нужны. Хорошо, что хоть такая возможность была. И только последние два года мы осуществляем прием на обучение по нашим стандартам «Телевидение».
Кстати, с прошлого года нашими стандартами стали пользоваться еще несколько университетов России. В общем-то они получились удачными. Уверен, что постепенно все, кто связан с обучением телевизионным профессиям, будут переходить на наши стандарты.
В чем суть этих стандартов?
Если отбросить совершенно неудобоваримую бюрократическую форму и массу ограничений, не нами придуманных, наши стандарты представляет собой синтез программ обучения на хорошем гуманитарном факультете, типа социологии, и того, чему учат во ВГИКе, ГИТИСе и на факультетах журналистики. Мы готовим универсального специалиста, который должен уметь на телевидении все, точнее — владеть всеми творческими телевизионными профессиями: от операторского дела до телережиссуры, от ведения телепрограмм до тележурналистики, от монтажа до продюсирования. В этом, кстати, наше отличие от остальных ВУЗов, которые обучают или пытаются обучать примерно тому же. Ведь абсолютное большинство поступающих к нам и на факультету журналистики — это девушки, которые, естественно, почти все хотят быть телеведущими.
Они просто не понимают, что столько телеведущих телевидению не нужно. И что то, что они считают своими козырями — молодость, красота (часто преувеличенная) и умение, как им кажется, говорить обо всем, ничего конкретно не зная, совсем не такие уж сильные. Молодость проходит очень быстро, красота больше нужна для другого, а невежество и без уже в изобилии присутствует в эфире.
Я говорю первокурсникам: поймите, что молодых и красивых с каждым годом все прибывает — студентов-то мы набираем каждый год. А на телевидении ежегодно столько мест ведущих не освобождается. А даже если вы оказались на телевидении, то эти новые красивые, и уж точно более молодые, будут вас вытеснять, так же, как вы хотите вытеснить сегодня тех, кто сейчас ‘сидит в эфире’. И рано или поздно со многими это случится. И вот тогда вы будете проклинать меня и факультет за то, что мы больше ничему, кроме как торчать на экране, вас не научили.
Чтобы этого не было, мы и готовим универсальных специалистов по всем творческим телевизионным профессиям. И даже если вы не окажетесь в эфире, вы сможете снимать фильмы, работать над программой как режиссеры и операторы. Ведь вообще-то именно эти люди главные на телевидении. Они, а не телеведущие, его реально делают.
Интересно, зачем теле журналисту, вписанные в ваши стандарты ‘Основы актерского мастерства’?
С некоторых пор корреспонденты и даже ведущие серьезных программ, любят ходить в кадре и размахивать руками. Моду на это на нашем телевидении ввел Леонид Парфенов.
Но если это происходит, то надо все-таки, чтобы будущие тележурналисты и телеведущие умели делали это красиво. Этому и учим.
На современном телевидении журналистики довольно мало. Возьмите программу телевещания за сутки. Журналистика там — это информационные выпуски, воскресные информационно-аналитические программы, некоторые ток-шоу, но только некоторые. Инструментарий журналистов, например, интервью, ведущие ток-шоу, конечно, используют. Но материалы-то к этим ток-шоу готовят не они, а многочисленные корреспонденты и редакторы. Да и интервью — это не только журналистский инструмент. Всегда объясняю это только что поступившим студентам. Любой врач, к которому вы приходите на прием, проводит с вами интервью — какая у вас температура, как вы себя чувствуете, что вы съели накануне и так далее. В социологии интервью — это один из методов исследования. В психиатрии — это вообще один из главных методов, что очень важно, между прочим. Нынешнее телевидение с психиатрией очень тесно связано. Именно поэтому в нашу магистерскую программу заложены предметы ‘Педагогика’ и ‘Клиническая психология’. Зачем это студентам? На телевидении сейчас масса ток-шоу, посвященных тому, кто кого убил, расчленил, съел, изнасиловал, и публика туда приглашается соответствующая, экзальтированная. А многие герои — часто просто потенциальные или реальные клиенты соответствующих заведений. Ведущий должен хотя бы понимать, откусят ему палец, если он поднесет микрофон ко рту того или иного человеку, сидящему в зале, или не откусят. Конечно, я немного утрирую. Но совсем немного. Я убежден, что без знания педагогики и психиатрии на современном телевидении работать невозможно.
Какой ужас! Чему же вы учите студентов? К какой жизни их готовите?
Телевидение — это синтетический институт, который фактически является подинститутом массовой культуры. Законы массовой культуры и высокого искусства различны. Я вообще сторонник того, чтобы люди читали классическую литературу, смотрели классическую живопись, слушали классическую музыку, но это мои личные пристрастия, я не могу их переносить на телевидение, где царит масскульт. Такова реальность и мы должны этому тоже обучать. Другое дело, что девиз нашего факультета ‘Сделать телевидение лучше’, а студентам я говорю, что мы вас будем готовить так, как будто вы собираетесь работать на телеканале ‘Культура’. А уж где вам придется работать — вопрос другой…
Не хотелось бы, чтобы каждое следующее поколение выпускников делало телевидение все более и более пошлым, низменным. Это и так происходит — без нашего участия. Мы должны подготовить студентов к тому, чтобы они, придя в реальное телепроизводство, не падали в обморок от того, что там происходит не то замечательное, о чем им рассказывали на факультете. Здесь важно быть реалистами. Но не впадать в другую крайность — не внушать нашим студентам, что на российском телевидении все гнусно и продажно, а вот где-то там, на Западе, существует идеальное телевидение и его работники все сплошь гуманисты и защитники обездоленных.
— Охотно ли студенты идут в магистратуру, окончив бакалавриат?
В прошлом году мы выпустили наших первых бакалавров. И у нас было уже три выпуска магистров. Из нашего бакалаврского набора в нашу магистратуру никто не пошел. Потому что вроде бы они уже все знают, но еще не понимают, что диплом бакалавра — это не до конца высшее образование по нынешним стандартам. Плюс они все рвутся, те, кто реально хочет работать на телевидении, работать там и зарабатывать деньги. Зачем еще два года учиться, когда уже можно идти туда и добиваться телевизионной славы? Поэтому в магистратуру пока набор небольшой.
К нам в магистратуру приходят в основном выпускники других гуманитарных факультетов и вузов — фактически за второй профессией. Они хотят работать на телевидении. Им нужны некоторые знания, не столько теоретические, сколько практические.
— Что можете сказать о студентах, которые учатся на факультете?
— Опыт показывает, что до трети студентов поступают на гуманитарные факультеты потому, что им кажется, что это легче, и они не собираются в данной сфере работать.
Те, кто целенаправленно пришел на факультет с четко поставленной целью, а не просто получить красивый диплом с надписью ‘Телевидение’, — достигают ее. Двух магистранток из нашего первого выпуска — Юлию Весову и Ольгу Пирковскую — сразу взяли в Дирекции информационных программ Первого канала. Там же уже работает еще одна наша магистрантка — выпускница прошлого года Марина Чайка. В смысле дисциплины не лучшая была студентка, правда, очень активная, но вот взлетела с нашей помощью. У Анны Гуляевой из второго нашего выпуска магистров в эфире Первого канала уже вышли три фильма. Много наших выпускников работает в системе ВГТРК. На телеканале Russia Today работают. Во многих производящих компаниях.
Я и сейчас бываю в эфирах разных телеканалов. И все чаще и чаще, приезжая на запись передачи, встречаю там своих выпускников.
— Устраивают ли выпускники Высшей школы телевидения взыскательных теленачальников? Помогаете ли Вы ребятам с трудоустройством?
— У факультета очень хорошие отношения с Первым каналом и с ВГТРК — наши студенты проходят там практику. Нас курируют Дмитрий Киселев, руководитель информационной службы ВГТРК (ныне его сменил Евгений Ревенко), и Кирилл Клейменов, директор Дирекции информационных программ Первого канала. И с тем, и с другим, помимо Эрнста и Добродеева, у нас налажены рабочие связи. Я ни разу не просил, чтобы, например, Кирилл Клейменов взял моих студентов к себе на работу, студенты ко мне даже не обращались с такими просьбами. Просто в ходе производственной практики выяснилось, что их подготовки оказалась достаточно для того, чтобы их взяли на работу без моих каких-то дополнительных усилий. Возможно, кто-то не потянул, и может беготня корреспондентом — это не совсем то, что он мечтал взять от телевидения. Хотелось сразу получить программу и рассказывать сказки в эфире неизвестно о чем. Вот такие пока никуда не устроились.
Фактически мы являемся отделом кадров, по крайней мере, для этих двух телехолдингов. Вот попробуй просто так приди и постучись в Останкино. Ну, с тобой поговорит какой-то чиновник из отдела кадров или еще кто-то, если удастся договориться по знакомству. А мы их обучаем и вводим через практику прямо в редакции.
— То есть практику студенты проходят на телеканалах. Есть ли учебная телестудияна факультете?
— Да, небольшая учебная студия есть. На ней нельзя записывать большие программы, но маленькое ток-шоу записать можно. Она была оборудована за счет дополнительных средств, которые удалось привлечь на новую технику, и за счет того, что нам передали в дар Первый канал и ВГТРК.
— Сколько стоит обучение на факультете (бакалавриат и магистратура соответственно)?
— 287 тысяч рублей в год. Плата за обучение, к сожалению, не нами устанавливается и она довольно высокая, я бы даже сказал чрезмерно высокая, что отпугивает многих ребят из регионов.
— Могут ли на факультете в перспективе появиться бюджетные места?
— Каждый год я отправляю соответствующую просьбу в ректорат. Но пока таких мест нам не дали.
0 комментариев